Борьба за сферы влияния.

В начале своей книги «Хожение за три моря» Афанасий Никитин сообщает: «Пошел я от Спаса святого златоверхого с его милостью, от государя своего великого князя тверского Михаила Борисовича, от владыки тверского Геннадия и от Бориса Захарьевича». В этом едином высказывании Никитин объединил символ Твери — храм Спаса и правящую верхушку Тверского княжества. Михаил Борисович — последний независимый князь Великого княжества Тверского, владыка Геннадий — тверской епископ, а Борис Захарьевич — воевода, главнокомандующий тверских войск. Из текста следует, что Никитин отправился в путешествие не сам по себе, а «от государя», «от владыки» и «от воеводы».

Далее Афанасий сообщает факт не менее интересный: «пришел в монастырь калязинский и у игумена Макария … получил благословение».

Виктор Грибков-Майский отмечает, что благословение такого человека, как игумен Макарий, «дорогого стоило». Макарий был великий подвижник и при жизни пользовался большим авторитетом, а спустя 38 лет после смерти был канонизирован.

Значимость этого события отмечает и другой биограф тверского купца — Вардан Варжапетян: «Чем могли игумен и братия наделить Афанасия? Одним: испросить ему милость Божью, благословить на подвиг, а не на то, чтоб туго мошну набить». То есть Варжапетян ставит под сомнение торговую миссию тверского купца. И он прав. Разве простого купца будут отправлять первые лица государства коим было Тверское княжество?

То, что Афанасий не простой купец, выясняется уже под Астраханью. После инцидента со служилыми людьми астраханского хана он переходит на корабль ширванского посла и плывет далее по протокам дельты Волги и Каспию под дипломатической неприкосновенностью. В Шемахе (столице Ширванского ханства) Никитин хлопочет об освобождении из кайтакского плена русских купцов, при этом запросто общаясь с послом Ивана III — Василием Папиным и даже находит возможность встретиться с самим ширван-шахом. С послом и ширван-шахом Никитин общался без переводчика. Он прекрасно владел татарским, тюрским языком.

В дальнейшем на территории Ирана и Индии Никитин выдавал себя за хаджи Юсуфа из Хоросана, причем так удачно, что хоросанцы без сомнения признавали в нем земляка. Выходит, что к своей миссии Афанасий Никитин был прекрасно подготовлен. Так что это за миссия?

Главное оружие

Варжапетян считает, что Никитин отправился в Индию, чтобы выведать тайну булатной стали. «В Тверском княжестве было всего два булатных клинка. Они легко рубили железные мечи и кольчуги. Вызнать, добыть тайну булата для Руси было все равно что для Советского Союза получить чертежи атомной бомбы», — утверждает Варжапетян.

Действительно, присутствие среди отправлявших Никитина из Твери главнокомандующего тверских войск воеводы Бориса Захарьевича прямо указывает на заинтересованность военных в миссии тверского купца. Однако Русь уже вошла в эру пороха, и холодное оружие теряло свое былое значение, отодвигалось на второй план. Суть миссии Афанасия Никитина можно понять из внешнеполитических реалий тверской государственности. А они определялись многовековым противостоянием с Москвой. Причем тверские власти совершили роковую ошибку в самом начале противостояния. Михаил Тверской после безуспешных попыток склонить к дружбе митрополита Петра (в то время высшего иерарха русской церкви), решил инициировать отлучение его от власти и просчитался.

«Ошибка Михаила Тверского, незаслуженно обидевшего митрополита Петра, толкнула последнего на дружбу с московским князем Иваном, а тот был выдержанным и тактичным. Петр уехал умирать в Москву, и его мощи освятили этот город. Так, совершенно неожиданно, осуществилась мечта «о царстве пресвитера Иоанна», которому добровольно служили князья и бояре, дружинники, горожане и поселяне, — писал Лев Гумилев и так объяснял свою позицию: — Единение, столь необходимое растущему этносу, осуществлялось путем общего почитания церкви, как бы сказали в XX веке, — единства идеологии».

Поэтому все военные успехи Твери при борьбе с Москвой в конечном итоге оборачивались поражением. Московской идеологии — силе притяжения митрополичьего престола бесполезно было противостоять силой оружия. Тверь могла сохранить суверенитет и даже перехватить лидерство только в том случае, если она станет более мощным идеологическим, а в то время это значило — более мощным религиозным центром. Именно за подобную идею, судя по всему, ухватилась тверская верхушка.

Широкое хождение в Твери получило написанное еще в XIV веке архиепископом новгородским Василием и адресованное тверскому архиепископу Федору «Послание о рае», в котором Василий рассказывал, как новгородцев Мстислава и Иакова в морском путешествии прибило к острову, опоясанному горами. От острова исходил божественный свет. «Тот рай, что посажен, не погиб и ныне существует», — убеждал Василий Федора и вместе с ним всю мистическую Русь.

Тверской великокняжеский двор решил отправить человека по следам Мстислава и Иакова за море, чтобы тот разведал дорогу в земной рай. Тогда Тверь может претендовать на статус дверей в райскую землю, а значит, повысить свой статус среди русских земель. Скорее всего, Афанасий Никитин был не единственным русским разведчиком рая, но единственным, чьи записи о ходе путешествия дошли до нас. Кстати, «коллега» Никитина — Христофор Колумб, как следует из его дневников второго плавания, стремился не столько Индию открыть, а достигнуть земного рая. В европейской картографии рай изображался возле Индии. Индия была тем ориентиром, от которого можно вести дальнейшие поиски. Вот и Никитин нацелился на этот ориентир.

В поисках рая

Поведение Афанасия Никитина хорошо понимается через призму полученного задания. Многочисленные высказывания о вере, сомнения о праведности связываются с представлениями о том, что в рай может попасть только праведник.

Маршрут Афанасия по Индии также определяется главной и единственной целью. Вот он сошел на берег Индии, далее в качестве путеводителя он использует библию. В «Бытии» пророк Моисей прямо указывает, что Бог «насадил рай… в Эдеме на востоке» (Быт. 11,8). Никитин движется на восток и попадает в самое сердце Индии. Здесь он знакомится с местными жителями и находит необходимое подтверждение: «Расспрашивал я их о вере, и они говорили мне: веруем а Адама, а буты (статуи), говорят, и есть Адам и весь род его».

Все верно, Адам — первый человек, изгнанный из рая, должен ступить на первую из земель, то есть Индию. Естественно, он оставил здесь свой след. Никитин идет дальше на восток — в Парват. «То их Иерусалим», — говорит Афанасий о Парвате. И тут, в Парвате, путешественника ожидает разочарование — идолы, которым поклоняются индусы, совершенно не похожи на Адама и его детей. Именно из Парвата начинается путь Никитина назад. Он возвращается в Бидар, где осмысливает результаты экспедиции. Видимо, Никитин понял, что стартовал на поиски не с той базовой точки и поэтому предпринимает поездку на юг. Он попадает в местность, где идут кровопролитные войны. Здесь не может быть преддверия рая, решает Никитин и принимает решение возвращаться на родину. И хотя результат не был достигнут, Афанасий осознавал, что его данные будут полезны последователям. Судьба распорядилась так, что до родной Твери он так и не дошел, но остались записи, которые пережили их автора.

Фатальная русская идея

Между тем идея достижения земного рая продолжала волновать умы русских людей. Скорее всего, быстрое продвижение землепроходцев по Сибири объясняется желанием найти тот рай, «что был посажен на востоке». Ведь от похода Ермака до выхода на берега Тихого океана прошло всего 57 лет. И, достигнув океана, землепроходцы продолжали выходить в неизвестный открытый океан. Кроме того, ряд фактов указывает, что в XVII веке был своего рода государственный заказ на открытие земного острова-рая. С этой целью в 1643 году была даже организована экспедиция во главе с управителем Верхнеленского острога Курбатом Ивановым, но успехом она не увенчалась.

Мечта об острове-рае долго жила в народном сознании. В конце XVIII века появилось движение бегунов. Основатель движения уроженец Переславля Евфимий, дезертировавший с военной службы, проповедовал об острове-рае Беловодье. На его поиски отправлялись артели бегунов. У них были тайные рисованные карты, на которых за островом Япон изображался искомый остров.

Остается только догадываться, какие книги и карты, утраченные в ходе путешествия, были у Афанасия Никитина…"

Сергей Кутейников «Афанасий-биржа» : http://www.afanasy.biz/articles/detail.php?ELEMENT_ID=35910

ВВЕДЕНИЕ
Глава 1 КТО ЕСТЬ КТО В «РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОМ СООБЩЕСТВЕ»
Организация разведки США: послевоенные проекты
Как формировалось современное ЦРУ
«Разведывательное сообщество». Взаимодействие с ЦРУ
Глава 2 В УГОДУ АМЕРИКАНСКИМ НЕФТЯНЫМ МОНОПОЛИЯМ
Иран. Август 1953 г. Анатомия заговора
У власти генерал Захеди. Последствия переворота
Нефтяная подоплека переворота
Американские интересы на Ближнем Востоке
Кому был на пользу реакционный переворот
Глава 3 ОПЕРАЦИЯ «ЮНАЙТЕД ФРУТ».
Гватемала. Июнь 1954 г. Под гнетом «бананового спрута»
Победа революции
Возникновение «генерального плана»
«Решительный момент приближается»
Последние приготовления к агрессии
Приказ Вашингтона о нападении
Отчет в Белом доме
Власть военной хунты
Глава 4 ОПЕРАЦИЯ «ПЕРЕЛЕТ»
Акция, враждебная делу мира
Нити вели к Аллену Даллесу
ЦРУ вербует исполнителей
Секретная тренировочная база Уотертаун
Сверхсекретное подразделение «10—10»
«Время готовит нам ловушку»
Последний полет Пауэрса
Официальный Вашингтон пытается замести следы
«Расследование» в американском сенате
Судебный процесс в Москве
Возвращение в США
Глава 5 ЦРУ ПРОТИВ КУБЫ: ЦЕПЬ ЗАГОВОРОВ, ПОКУШЕНИЙ И ПРОВОКАЦИЙ
Начало крушения диктаторского режима
Интервенционистские планы американской администрации
Операция в заливе Кочинос
За кулисами кубинской авантюры
«Сначала нас хотели аннексировать, теперь нас хотят отравить»
Главари мафии на службе у ЦРУ
«Исполнительная акция»
Операция «АМ/ЛАШ»
Программа «Мангуста»
Новая волна террористических акций
Биологическая и метеорологическая война
Гибель пассажирского самолета
Глава 6 НЕОБЪЯВЛЕННАЯ ВОЙНА ПРОТИВ ДОМИНИКАНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
Небольшой экскурс в историю
Американская администрация меняет тактику
Удар по экспансионистским расчетам США
И снова ставка на военный переворот
Вооруженное вторжение
Глава 7 ЗАГОВОР ПРОТИВ ЧИЛИЙСКОГО НАРОДА
Победа Народного единства
План «Камелот» и подготовка хунты
Стратегический план «Кентавр»
Роль монополий США
План переворота в действии
Во власти фашизма
Пиночет — желанный союзник Белого дома
Глава 8 МИФ О «НЕВИДИМОМ ПРАВИТЕЛЬСТВЕ»
Пределы допустимого контроля
За туманной пеленой словопрений
Эволюция признаний
Цели остаются прежними
Снова тайные операции..." - https://history.wikireading.ru/322430

Тот рейд стоил жизни как советским, так и британским офицерам.

"Большевики никогда не вели деликатных игр. И эта жестокая операция нанесла роковой удар по остаточной деятельности британской разведки в России", - отмечает глава Центра по изучению разведки и вопросов безопасности университета Брунеля Кристиан Густафсон.

Действия британской разведки в Петрограде и Москве - одна из первых крупных операций Секретной службы Великобритании (более известной под именем Ми-6). Она была образована в 1909 году и тогда называлась Ми-1с. Гриф секретности с документов, проливающих свет на события тех дней, постепенно снимается. Однако ко многим донесениям и бумагам доступа нет до сих пор.


I. Джеймс Бонд из Одессы.

По поручению Секретной службы Великобритании в России работали несколько офицеров.

Один из них - Сидни Рейли - человек удивительной биографии.

Кстати, именно Сидни Рейли в будущем станет одним из прототипов "агента 007" Джеймса Бонда

Рейли родился в 1873 году в Одессе под именем Соломон Розенблюм. Он бегло говорил на семи языках, а потому выдавал себя за представителя разных национальностей в зависимости от ситуации.

В недавно рассекреченных документах из архива Ми-6 Рейли характеризуется как "проницательный бизнесмен с бесспорными талантами, но без тени патриотизма и принципов".

В Россию Рейли решил отправить глава Секретной службы Мансфилд Смит-Камминг. Молодой офицер получил 500 фунтов наличными и горсть бриллиантов - стоимостью еще 750 фунтов (в сумме - почти 100 000 фунтов по нынешним ценам).

Рейли прибыл в Мурманск в апреле 1918 года, затем поехал в Петроград. 7 мая Рейли приехал в Москву и практически сразу отправился в Кремль.

Он потребовал встречи с Лениным, но в итоге добрался только до его помощника генерала Владимира Бонч-Бруевича. Бонч-Бруевич был возмущен поведением Рейли и пожаловался на него Роберту Брюсу Локкарту - главе британской дипмиссии при советском правительстве.

Локкарт был самым высокопоставленным британским дипломатом, находившимся в России в тот момент.

Рейли удалось быстро обзавестись обширной сетью важных знакомых. Например, избегать проблем с документами ему помогал Владимир Орлов, в прошлом убежденный монархист, который сумел втереться в доверие к большевикам и дослужился до начальника петроградской ЧК.

Именно он поставил в подложный паспорт Рейли штамп о проверке на благонадежность, после чего британский разведчик мог ходить по городу, не опасаясь проверок.

Позже, когда за Рейли уже начали охотиться подчиненные Феликса Дзержинского, Орлов выписал Рейли удостоверение сотрудника ЧК на имя "товарища Рейлинского" и британский разведчик снова получил свободу действий.


II. "Живым не сдамся!"

Еще одним агентом британской разведки в России был капитан Фрэнсис Кроми - высокий, крепкий морской офицер чуть старше тридцати лет, кавалер боевых орденов.

Капитан Кроми родился в семье дипломата, участвовал в первой мировой войне, служил на военном-морском флоте и потопил по меньшей мере один немецкий корабль

Первый раз Кроми был отправлен в Россию в 1915 году в качестве военно-морского атташе. Кроми командовал британскими подлодками в Балтике, и за успешную службу даже был удостоен аудиенции у российского императора Николая II.

После революции 1917 года британские дипломаты и офицеры были эвакуированы из страны. Остались всего несколько человек, в том числе и Кроми - уже в статусе разведчика.

По одной из версий, молодой офицер решил остаться в России, поскольку влюбился в аристократку Софию Гагарину.

За действиями Кроми пристально следила ЧК. Сотрудники спецслужбы не раз обыскивали его дом. Кроми начал скрываться по конспиративным квартирам. Однажды офицеру пришлось убегать от чекистов по крышам в одной пижаме.

В итоге Кроми переехал в здание британской дипмиссии (которая до поры пользовалась дипломатической неприкосновенностью), прихватив с собой возлюбленную Гагарину.

Сам Кроми, похоже, понимал, каковы ставки в этой игре. В разговоре с друзьями он не раз обещал, что большевикам никогда не удастся взять его живым.


III. "Вторжение тотального масштаба"!

Перед британскими разведчиками стояло две взаимосвязанные задачи: помочь белому движению и, по возможности, подорвать или свергнуть власть большевиков.

"Вторжение тотального масштаба - единственная вещь, которая может спасти ситуацию и Россию", - телеграфировал Кроми в Лондон в июне 1918 года.

Первые два отряда британцев (всего 176 человек) высадились на севере России еще в марте 1918 года. Но более масштабная интервенция требовала подготовки.

Кроми и Рейли активно готовили почву для высадки военных соединений Антанты в РСФСР. Дипломат Локкарт изначально противился этому плану, но поняв неизбежность интервенции, присоединился к работе.

Параллельно британские агенты вели переговоры с эсерами и монархистами, чтобы организовать в Архангельске и других городах восстание против большевиков.

"Кроми хотел объединить большое количество российских организаций для работы под британским руководством", - говорится в одной из дипломатических депеш из Петрограда в Лондон.

Совместно со сторонниками царя Кроми также разрабатывал план, как взорвать Балтийский флот, который в то время уже находился под контролем большевиков и базировался в Кронштадте.

В августе 1918-го британские войска в составе десанта союзников высадились в Архангельске. По плану они должны были двинуться на юг, чтобы соединиться с силами белого движения.

Плохая организация десанта и игнорирование критических замечаний и советов Локкарта, хорошо знавшего российские реалии, привели к тому, что военная операция забуксовала.

"Большевики умело использовали накопившееся в народе недовольство старым режимом, а также возмущение фактом иностранной интервенции. Все это делало Россию очень трудным местом работы для горстки разведчиков, которых смогла направить туда Британия", - поясняет профессор Густафсон.

"Революция 1917 года в России имела под собой глубокие социально-политические основания. И горстка британских разведчиков не смогла бы повернуть те события вспять. Спецоперации иностранной разведки могут изменить ход событий, только если для такого поворота есть серьезные предпосылки", - добавляет он.

Летом 1918 года британские разведчики были уверены: у них еще есть шанс.


IV. "Заговор послов".

В августе 1918 года в британскую дипмиссию вошли двое - Ян Буйкис и Ян Спрогис. Оба представились латышскими стрелками - офицерами полка, поддерживавшего большевиков. Они заявили капитану Кроми, что не хотят воевать против британцев и готовы перейти на их сторону. Вместе офицеры стали готовить план заговора против большевиков.

Два полка латышей должны были быть отправлены в Вологду, чтобы соединиться с английскими войсками в Архангельске и помочь их продвижению.

Вторая часть заговора касалась лидера большевиков - Владимира Ленина. Буйкис и Спрогис познакомили британцев с Эдуардом Берзиным - командиром гарнизона латышских стрелков, охранявшего Кремль. Берзин предложил британцам организовать убийство Ленина.

Мнения историков о том, что было дальше, расходятся.

В советской историографии говорится, что Локкарт охотно согласился и отметил, что убийство Ленина - это "их первоочередная и важнейшая задача". К этому обычно добавляют, что в заговоре участвовали послы Франции и США.

Британские историки отмечают, что в донесениях Локкарта ни о чем подобном не говорится, а в рассекреченных депешах речь идет только об аресте, но не об убийстве лидера большевиков. Более того, Локкарт был не согласен с планом введения латышских стрелков в Москву, и считал, что нужно держаться подальше от организаторов потенциального госпереворота.

Разведчик Рейли был настроен более решительно. Он разработал детальный план восстания в Петрограде и Москве и даже подготовил список людей, которых он хотел видеть в составе кабинета министров нового российского правительства.

17 августа 1918 года Рейли передал Берзину 1,2 миллиона рублей для претворения заговора в жизнь.

28 августа в Большом театре должно было состояться чрезвычайное заседание ЦК партии большевиков, которое предстояло охранять как раз стрелкам Берзина: отличная возможность разом арестовать всех лидеров революции. И тут заседание внезапно перенесли на 6 сентября, но это не насторожило британцев.

Они не знали главного: и Берзин, и Буйкис, и Спрогис были людьми Дзержинского, а значит план переворота изначально был скомпрометирован.

Дальше события развивались стремительно.

Утром 30 августа в Петрограде был убит председатель Петроградской ЧК Моисей Урицкий. В тот же день в Москве происходит покушение на Ленина (историки сходятся во мнении, что британцы не имели к этому отношения).

Дзержинский отвечает сотнями задержаний и рейдом на штаб-квартиру британцев в Петрограде.


V. Кровавая развязка.

Рано утром 31 августа чекисты атаковали здание британского посольства в Петрограде.
трупы на улицах Петрограда

Пытаясь покончить с заговорами и деятельностью оппозиции, большевики в сентябре 1918 года объявили о начале "красного террора". Только за первые несколько дней ЧК расстреляла 500 человек в Москве и 700 человек в Петрограде

"Налетчики явно воспринимали Кроми как главного заговорщика среди всех", - описывал события того дня корреспондент Times Джордж Добсон, находившийся в здании во время рейда.

Кроми встретил их на лестнице, держа в обеих руках по браунингу. В ходе перестрелки британец застрелил двух чекистов и сам получил смертельное ранение. Локкарт был арестован, но вскоре отпущен. Рейли чудом избежал ареста, выйдя из дома за полчаса до прихода чекистов.

За участие в "заговоре послов" Рейли заочно приговорили к смертной казни и объявили в розыск. Он пустился в бега. Во время обыска поезда, в котором ехал Рейли, он убил одного из моряков-балтийцев (помогавших чекистам искать разведчика), переоделся в матросский бушлат и охотно принял участие в облаве на самого себя.

Затем он с поддельным немецким паспортом пробрался в Норвегию, а оттуда отплыл в Великобританию. В Лондоне Рейли наградили Военным крестом.

Он вернулся в РСФСР в 1925 году для встречи с членами новой антикоммунистической организации, но это оказалось ловушкой, подготовленной большевиками.

Рейли доставили на Лубянку, долго допрашивали, а потом расстреляли.


VI. "Чрезвычайно эффективный оппонент".

Действия в России в 1917-1918 годах были одной из первых серьезных операций для Секретной службы Великобритании. Однако причина провала разведчиков отнюдь не в этом.

Уже тогда Секретная служба была достаточно хорошо организована, в ее рядах работали незаурядные люди. Но в России британцы столкнулись с жестоким и чрезвычайно эффективным оппонентом в лице Феликса Дзержинского и его людей.

"ВЧК действовала агрессивно и прямо. Такого никто раньше не видел и не ожидал. Ни британцы, ни агентура других разведок, например, французской и американской, не были достаточно жизнеспособными, чтобы устоять перед натиском Дзержинского", - отмечает профессор Густафсон.

Более того, у ВЧК было преимущество "своего поля". Они умело внедряли своих людей в окружение британских разведчиков и провоцировали Секретную службу на ошибки.

При этом некоторые офицеры британской разведки - например, Рейли - были явными авантюристами и часто пренебрегали мерами безопасности.(с) Источник: https://www.bbc.com/russian/features-40892146

На Вологодском кладбище в Архангельске есть отдельный мемориал, который известен как «Кладбище английских моряков». Этот небольшой участок некрополя, обнесённый невысокой стеной и устланный зелёной травой, стал последним пристанищем моряков и солдат Великобритании и стран Британского содружества, погибших в годы Великой и Второй мировой войн, интервенции на Севере.

Помимо аккуратных надгробий, на его территории можно встретить и памятные таблички с фамилиями и званиями британских (в широком смысле этого слова) солдат и офицеров, павших в бою, умерших от ранений или болезней опять же во время интервенции на Севере. Объединяет их то, что места их захоронения неизвестны.

Но, как ни странно, среди 191 подданного британской короны, сложивших голову на Русском Севере, упоминается капитан Королевского военно-морского флота Великобритании Кроми. Дело в том, что в 1918 году его убили не в окрестностях Архангельска, а в Петрограде, при перестрелке в здании британского посольства.

Но примечателен он не только этим. За свои 36 лет Фрэнсис Ньютон Аллан Кроми успел стать одним из первых британских подводников, повоевать на Балтике вместе с союзниками из Российской Империи против немецкого флота, стать кавалером русского ордена святого Георгия четвёртой степени.

Фрэнсис Ньютон Аллан Кроми родился 30 января 1882 года в Северной Ирландии. Детство провёл с матерью, пока его отец, офицер Хэмпширского полка, служил на Мальте, в Бирме и в Индии. После окончания школы он поступил в Королевский ВМФ. Боевое крещение гардемарин Кроми прошёл в Китае, во время Ихэтуаньского восстания 1898–1901 годов. Во время «активной фазы» подавления мятежа против иностранного вмешательства в жизнь империи, он отличился в наземных боях с «боксёрами».

В 1903 году, уже в чине лейтенанта, Фрэнсис Кроми одним из первых поступил на службу в британский подводный флот. Его назначили командиром экспериментальной субмарины. Подводные лодки тех лет отличались высокой аварийностью и для «своих» моряков были, пожалуй, не менее пугающим оружием, чем для «чужих». В 1906 году Фрэнсиса Кроми наградили бронзовой медалью Royal Humane Society за попытку спасения упавшего с субмарины моряка — она, увы, закончилась безуспешно.

Продвигаясь по службе и работая над тактикой и стратегией применения подлодок, Великую войну Фрэнсис Кроми встретил в Гонконге уже в качестве командующего флотилией. Но после начала всемирного конфликта его отозвали в Метрополию — на родину он прибыл в 1915 году. Вскоре, получив под своё командование новую субмарину E19, он отправился на Балтийский театр военных действий.

Первые британские субмарины появились на Балтике ещё в 1914 году. Их целью были морские коммуникации немцев, по которым из Швеции в Фатерлянд шла железная руда. Сперва торговые суда Германии тиранили лишь две подлодки бриттов. Довольное их действиями, Адмиралтейство решило усилить флотилию, в том числе и лодкой E19 с лейтенантом-коммандером Кроми во главе. Также отметим, что лодки добирались до Балтики не только через датские проливы, но и через Архангельск, куда их доставляли из Англии в разобранном виде. Шли через Русский Север на Петроград и другие полезные грузы.

На просторах Балтики удача благоволила Фрэнсису Кроми. Главным его успехом стало потопление немецкого лёгкого крейсера «Ундине». Эта добыча принесла ему святой Георгий четвёртой степени и обед в компании русской императорской семьи. В 1916 году Фрэнсиса Кроми произвели в коммандеры и назначили командиром флотилии подводных лодок.

В 1917 году, после начала брожений на Императорском Балтийском флоте, положение британцев ухудшилось. Начались перебои со снабжением, кроме того, революционно настроенные матросы пытались агитировать и своих союзников. Уже после прихода к власти большевиков и Брестского мира, британские лодки перешли в Гельсингфорс. Там под руководством Фрэнсиса Кроми их затопили, чтобы они не достались немцам. Личный состав субмарин из Финляндии через Мурманск отбыл на родину, а герой рассказа получил чин капитана и должность британского военно-морского атташе в России.

В Петрограде капитан Кроми занялся не подлодками, но разведкой. Он рассматривал возможность диверсий на кораблях Балтийского флота, интересовался судьбой Черноморского. В 1918 году он порекомендовал направить в Архангельск капитана второго ранга Георгия Чаплина. 2 августа 1918 года военно-морской офицер, служивший в годы ПМВ на британской подлодке, устроил там военный мятеж. Его итогом стало образование автономной Северной области, просуществовавшей до марта 1920 года.

Кроме того, Френсис Кроми поддерживал контакты с участниками антибольшевистского общества «ОК» и вместе со своими коллегами безуспешно пытался склонить к военному перевороту красных латышских стрелков. Отчасти, эта авантюра его и сгубила.

«Заговор послов», автором которого был глава специальной английской миссии при Советском правительстве сэр Брюс Локкарт, раскрыли. Кроме того, эта удача ВЧК «наложилась» на убийство Моисея Урицкого и покушение на Владимира Ленина.

То ли испугавшись миража контрреволюционного переворота, то ли пытаясь добыть документы об английской поддержке заговорщиков внутри Советской России, 31 августа 1918 года чекисты ворвались в британское посольство. Завязалась перестрелка и Фрэнсис Кроми был убит выстрелом в голову. Он стал первым и единственным военно-морским атташе в истории Англии, убитым при исполнении своих служебных обязанностей.

Точное место погребения одного из пионеров британского подводного флота неизвестно. По версии исследователей, его могли похоронить на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге.

В 1919 году большевикам попытался отомстить «Капитан Кроми». Танк с таким названием, переданный англичанами, участвовал в наступлении на Петроград в составе Северо-Западной армии генерала Николая Юденича. Сейчас же, в 2020-м, память о Captain Cromie сохранилась на Вологодском кладбище в Архангельске.

В основу материала легла статья «Георгиевский кавалер и британский шпион», вышедшая на сайте Warspot."(с) Источник: https://region29.ru/2020/07/30/5f219ac63681db3dc8000072.html

Быстро приноровившись к туземным реалиям, Керенский заявил: "Русские демократы и республиканцы, чьим лидером я являюсь, никогда не забудут, как Америка помогла их делу в России" (цитирую по New York Times, которая освещала первый приезд Керенского, как будто он член королевского дома).

Корреспондент газеты характеризовал его как "чрезвычайно энергичную личность" и отметил, что Керенский ступал "быстрым, нервным шагом посаженного в клетку льва".

Русское население города встретило Керенского мрачно, но и монархисты, и левые сбежались на его выступление, состоявшееся 13 февраля 1927 года в театре Century. Зал вмещал 5 тысяч человек, но спекулянты скоро стали продавать билеты втрое дороже, а к часу дня к театру пришлось вызвать полицию, потому что его осадила семитысячная толпа.

Когда двери, наконец, распахнулись, толчея была такая, что пятитонный бронзовый канделябр был сдвинут со своего постамента. Более зажиточные монархисты расселись в партере, а левая голытьба оккупировала галерку. При появлении оратора они продолжали сидеть, а остальная аудитория аплодировала стоя.
Барышня подошла к Керенскому с роскошным букетом. Он растаял, а она потом три раза ударила его цветами по лицу.

1. "Человек, который погубил Россию".

Эта сцена запомнилась нью-йоркским эмигрантам надолго. На днях мне рассказывал о ней 93-летний художник Сергей Голлербах, обладающий сказочной памятью.

Он, например, помнит фамилию и номер дома офтальмолога, у которого они с Керенским полвека назад лечили глаза.

Как пишет Абрахам, потом выяснилось, что барышня с букетом считала Керенского ответственным за смерть своего брата и жениха-офицера, которые погибли в 1917 году.

Старые нью-йоркские эмигранты иллюстрируют неприязнь к Керенскому, царившую в их среде, рассказом о том, как русская бабушка увидела его на другой стороне улицы, ткнула в него пальцем и говорит внучке: "Вон человек, который погубил Россию!"

"Ему не могли простить, что он не арестовал Ленина", - говорит Голлербах.

Легенда о бабушке с внучкой зародилась очень давно, и сначала в ней фигурировала не нью-йоркская улица, а парижская Пляс Пигаль.

1 марта 1938 года Керенский прибыл в Нью-Йорк во второй раз. В СССР бушевали чистки, советские агенты похищали эмигрантов в Париже, где он тогда жил, и чувствовал себя Керенский все неуютнее.

Керенский начал учить английский, незнание которого затрудняло ему общение со своей подругой, австралийкой Нелл (Лидией Эллен Триттон): та не говорила по-русски и им приходилось использовать французский.

Приехав тогда в США, он все еще высказывал надежду на то, что чистки в СССР являются "последней стадией эволюции большевистского режима", а потом он падёт.

В сентябре 1938 года Керенский вернулся в Нью-Йорк на следующий день после заключения Мюнхенского соглашения и отстаивал политику умиротворения Гитлера, считая, что она даст демократическим странам время вооружиться.

В августе 1939 года они с Нелл поехали в Пенсильванию и поженились в доме мирового судьи Харри Стайна. Молодые хотели держать женитьбу в тайне, но Стайн немедленно связался с информационными агентствами и раструбил о браке бывшего премьера России, который еще был тогда в США знаменитостью.

Через два дня после бракосочетания фон Риббентроп прилетел в Москву подписывать пакт с Молотовым, который Керенский назвал потом результатом "общего тоталитарного характера и интересов" Сталина и Гитлера. New York Times поместила его заявление на видном месте.

Керенский назвал "сотрудничество между демократиями и московской диктатурой" неестественным и аморальным и призвал Запад бороться не только за свержение гитлеровского режима, но и за "освобождение русского народа от большевизма".

Интересно что накануне 40-й годовщины русской революции Александр Керенский дал интервью Би-би-си.

После вторжения Германии в СССР он, однако, сильно потеплел к Сталину. Эта метаморфоза произошла уже в США, куда Керенский прибыл 12 июля 1940 года после того, как Нелл со своим паспортом помогла ему бежать из Европы от надвигавшихся на Париж немцев.

New York Times оказала ему триумфальный прием и напечатала его заявление, в котором Керенский отмечал контраст между силой воли Англии и французским пораженчеством.

Упоминавшийся выше прокурор-республиканец Кеннет Симпсон, баллотировавшийся в тот момент в конгресс от Манхэттена, пригласил Керенских жить у него в доме №109 по Ист 91-й улице. Симпсон победил на выборах, и у Керенского появилась надежда, что он получит через него доступ к конгрессу для агитации против изоляционизма.

Но Симпсон скончался в январе 1941 года через три недели после начала сессии конгресса, и надежда Керенского не сбылась.

После вторжения Гитлера в СССР Керенский объявил, что "сейчас не время сводить счеты со Сталиным", хотя предложил потребовать у диктатора уступок. 2 июля он обратился к британскому послу в Вашингтоне лорду Галифаксу со следующим предложением: если Сталина убедят дать народу волю и распустить колхозы с тем, чтобы Гитлер не мог изобразить себя освободителем, то Керенский публично поддержит Сталина.

Он даже вызвался лично поехать в Москву, несмотря на то, что рисковал бы при этом жизнью. Он не ограничился обращением к англичанам, а послал Сталину телеграмму. У Керенского ничего не вышло, поскольку и Сталин, и Форин-офис в расчет его и его заявления не принимали.

Он не успокоился и после Перл-Харбора призвал Сталина объявить войну Японии в расчете на американскую помощь. Весной 1942 года Керенский искал встречи с советским послом Максимом Литвиновым, который, по словам Абрахама, являл собою новое, демократическое лицо советского режима в Вашингтоне, но и тут не добился успеха и исчез на два года из поля зрения общественности, возможно, по наущению госдепа.

2. "Пасторальная идиллия".

Пробыв несколько месяцев в Америке, Керенские скопили достаточно денег, чтобы снять небольшую квартиру в доме № 1060 на манхэттенской Парк-авеню, а в 1942 году перебрались в фермерский дом в два с половиной этажа на границе Нью-Йорка и Конектикута, построенный в 1800 году, но недавно отремонтированный.

Он напоминал изгнаннику русскую дачу. Как писала знакомая Керенских Татьяна Поллок, на лужайке под развесистым деревом стоял круглый стол с чаем. Керенский любил крокет и играл в него самозабвенно. Жизнь среди пасторальной идиллии не отвлекала его мысль от бушующей за океаном войны. Он гордился успехами Красной армии и находил корни ее побед в русской истории, пишет Абрахам.

Главным источником его дохода были платные лекции, с которыми он ездил по всей Америке. Первое письмо, которое он написал жене по-английски, пришло из Техаса и привело ее в восторг.

Выступая после окончания войны в нью-йоркском отеле "Уолдорф-Астория", он отстаивал новую советскую границу с Польшей и аннексию Прибалтики. Литовский министр иностранных дел не оставил от его доводов камня на камне, польские друзья перестали с ним водиться, а многие американские с ним ссорились. Даже верная Нелл жаловалась, что "Александр Керенский, которого я полюбила, был человеком высокоморальным, говорившим, что "тот, кто не защищает свободу везде, не защищает ее вообще", - а сейчас он говорил о бедных поляках и других нечто совершенно иное".

В послевоенный период Керенский пытался помочь перемещенным лицам, которых русские эмигранты звали "дипишниками" от английского DP (displaced person). Сперва он боролся за их права, не афишируя этого, а с 1947 года - публично.

Вместе с професором Михаилом Карповичем они напечатали в New York Times призыв либо судить "дипишников", которые ушли на Запад с немцами или были угнаны ними, за военные преступления, либо предоставить им право решать свою судьбу, но не отправлять их насильно на родину. Его сыновья - инженеры Олег и Глеб - как могли, пытались помочь "дипишникам" в Великобритании, где жили сами.


3.) "О политике говорить не буду!"

В 1947 году, после того как Нелл умерла от рака, Хелен, вдова конгрессмена Симпсона, предложила Керенскому поселиться в ее доме на 91-й улице. Там он и провел почти весь остаток своей нью-йоркской жизни.

"Особняк был барский, - писал главред нью-йоркского "Нового журнала" Роман Гуль. - Особенно хорош был просторный кабинет - по стенам в шкафах книги, камин, удобные кресла, стильная мебель".

Керенскому, который настаивал, что его фамилия произносится с ударением на первом слоге, выделили две небольшие комнаты на втором этаже, но, по словам Гуля, он мог пользоваться всем домом.

Интересы его были разносторонни. В начале 1950-х художник Глеб Глинка познакомил его с Сергеем Голлербахом. "Только о политике я говорить не буду!" - сразу предупредил Керенский. "И говорил только о скифских каменных бабах!" - весело вспоминает сейчас Голлербах.

Бывший премьер России любил сладкое, хорошо пел, был до последних дней франтом и дамским угодником. Нью-Йоркский архитектор Александр Нератов, чей дед, известный статистик и экономист Иван Курганов (Котов), во второй половине 1950-х организовал с Керенским Координационный совет антибольшевистской борьбы, вспоминает следующий эпизод.

Кургановы жили на 92-й улице, в одном квартале от Керенского. У них была стиральная машина, а у Нератовых, живших в Куинсе, не было. Однажды мать будущего архитектора привезла к бабушке грязные пеленки сына. "Мама выходит из автобуса, а с другой стороны подъезжает, тоже на автобусе, Керенский, - говорит 64-летний Нератов. - И он, конечно, подбегает к маме и учтиво предлагает ей нести сумку".
"Особенность моей жизни в том, что Керенский носил мои грязные пеленки!" - смеется Нератов, который говорит, что бывший премьер так и не узнал характер своей ноши.

4. "И не бежал я, а уехал навстречу войскам".

Керенский активно участвовал в работе эмигрантских политических организаций, таких как кургановский Координационный совет или "Лига борьбы за народную свободу", а в 1955 году принял приглашение бывшего президента США Герберта Гувера поработать с гигантским архивом, собранным в Гуверовском институте при Стэнфордском университете в Калифорнии, и, возможно, написать историю своего недолгого премьерства в 1917 году.

Керенский и ученик професора Карповича историк Роберт Браудер издали в 1961 году огромное собрание документов в трех томах под названием The Russian Provisional Government, 1917 [Российское временное правительство].

Керенский также преподавал в Стэнфорде, а потом в Миллс-коледже и был популярен среди студентов. Он встретил свое 80-летие в хорошем настроении и сравнительно добром здравии, хотя зрение у него неуклонно ухудшалось. Керенский ослеп на один глаз, а попытки спасти второй были успешны лишь частично.

Он был отменным оратором, но писание давалось ему плохо, особенно теперь, когда он почти не видел. Керенский попытался пользоваться диктофоном, но так к нему и не приспособился.

В ноябре 1966 года ему позвонил советский журналист Генрих Боровик, доставший его номер на кадетском балу в Нью-Йорке, где слышал, как Керенского насмешливо звали Александрой Федоровной.

Керенский принял его радушно и взорвался лишь однажды: "Господин Боровик, ну скажите у себя в Москве... пусть перестанут писать, будто я бежал из Зимнего дворца в женском платье! Не было этого! И не бежал я, а, согласно нашему общему решению, уехал навстречу нашим войскам, которые все не прибывали и не прибывали из Гатчины на подмогу Временному правительству! Уехал на своем автомобиле и в своем обычном полувоенном костюме".
Боровик говорил, что обещал, не питая, впрочем, надежд перебить давно устоявшуюся в СССР версию событий.

5. "Символ неудачной революции".

1967-й стал годом испытаний. С одной стороны, старик выслушал немало комплиментов и был обрадован дружелюбным звонком Светланы Сталиной. С другой, Керенского угнетал поток тенденциозных публикаций по поводу 50-летия русских революций.

Выступая в Overseas Press Club, почти слепой Керенский, наконец, признал: "Я не увижу возрождения свободы на своей родине... Но вы увидите!"

В апреле 1970 года отмечали столетие Ленина и 89-летие Керенского, которого тот сверг. Бывший премьер отметил годовщины статьей в лондонской Sunday Telegraph, где отнес болезнь Ленина, под которой он имел в виду большевизм, на счет сифилиса, изуродовавшего мозг октябрьского триумфатора.

Несколько дней спустя Керенский упал, сломав себе локоть и шейку бедра и вывихнув плечо. Он уже не оправился и скончался в нью-йоркской больнице St. Luke's от артериосклероза 11 июня 1970 года.

New York Times поместила заранее заготовленный некролог, в котором сухо отметила, что в 1917 году покойный проявил наивность. "Всю оставшуюся жизнь он был символом неудачной революции, - продолжала газета, - человеком, над которым глумились победители, который был курьезом на своей новой родине и проводил время в проклятиях в адрес советской власти и попытках оправдать свои действия в составе Временного правительства 1917 года".

"Новое русское слово" на прощание назвало его "одиноким человеком, который не мог пойти на компромисс".

В СССР, пишет его биограф Абрахам, большинство людей были поражены тем, что Керенский, оказывается, был еще жив.

В воскресенье, 14 июня 1970 года, гражданскую панихиду по Керенскому справляли в похоронном бюро Фрэнка Кэмпбелла на 81-й улице и Мэдисон авеню, где автор этих строк прощался много лет спустя с Вагричем Бахчаняном и Эрнстом Неизвестным.

Керенского провожали в Нью-Йорке 350 человек. Потом гроб его отвезли на самолете в Лондон и предали земле на кладбище Putney Vale."(с) Источник: https://www.bbc.com/russian/features-40237623

Собственно говоря, так сначала и казалось. Не успел Колумб вернуться из первого плавания, как испанские монархи поняли, что могут возникнуть трения с Португалией. Поскольку жители обеих
стран были ревностными католиками, Испании казалось, что самым простым выходом будет предоставить папе принятие решения. Фердинанд и Изабелла, возможно, считали, что могут надеяться на благоприятное для них решение, так как папой в то время был Александр VI Борджиа, испанец по происхождению.

4 мая 1493 года папа провел линию от Северного полюса к Южному, в пятистах километрах к западу от островов Зеленого Мыса, или примерно по линии 38-й градус западной долготы. Все недавно открытые земли к западу от этой границы должны были принадлежать Испании; все недавно открытые земли к востоку — Португалии.

С современной точки зрения эта «демаркационная линия» довольно курьезна. Во-первых, считалось, по-видимому, что европейцы могут свободно делить мир, не учитывая неевропейские народы, которые живут в различных регионах, и что папа — хозяин Земли и имеет право ее делить.

И еще, демаркационная линия была проведена только на половине земного шара, от Северного полюса к Южному через Атлантический океан. По-видимому, папа забыл, что Земля — это шар. Испанцы могли плавать к западу от этой границы, как им полагалось, но если они проплывут достаточно далеко на запад, они могут достичь любой точки на востоке, а португальцы, если поплывут на восток, могут достичь любой точки на западе. Такое деление теряло всякий смысл.

И испанцы, и португальцы, наверное, понимали это, но согласились, так как каждая держава собиралась использовать это против другой в подходящий момент. Португалия, тем не менее, осталась недовольна папской границей, считая, что она не оставила ей достаточно пространства для путешествий вокруг Африки. Чтобы воспользоваться попутным ветром, ей могло понадобиться плыть по более широкой дуге, и она не хотела, чтобы Испания вечно указывала ей на то, что она нарушает установленные границы.

Поэтому 7 июня 1494 года эти две державы подписали договор в Тордесильясе (город в центральной части Испании, в 96 километрах к востоку от границы с Португалией). Принцип разделительной линии был сохранен, но она была отодвинута более чем на тысячу километров дальше на запад, к 46-му градусу западной долготы.

Но эти страны не знали, что новая линия проходит через восточный выступ Южной Америки (не догадывалась ли об этом Португалия, основываясь на некоторых, не слишком рекламируемых, исследованиях?). Таким образом, когда Кабрал достиг этого выступа, он оказался на португальской стороне от границы. В результате именно Португалия колонизировала Бразилию, и эта самая крупная из стран Латинской Америки говорит на португальском языке, в то время как остальные говорят на испанском.

Но если Испания и Португалия действительно считали, что могут делить между собой нехристианский мир, то они проявили большую наивность. Другие морские государства Европы не могли с этим
смириться.

Возьмем, например, Англию…

(Продолжение следует)."(с) От примата до автомата.