"Магия" МЕТАЛЛОВ.

Директор Фонда развития науки «III тысячелетие». писатель, режиссер, путешественник, исследователь, организатор ряда съемочно-исследовательских экспедиций в разные страны мира. Автор ряда книг и статей. Обладатель премии «Золотое перо Руси».

РЗ : Что можно сказать по поводу состава древних сплавов?


Установлено, что многие древнейшие бронзовые предметы изготовлены не из чистой меди, а из медно-мышьяковых сплавов. При этом производство мышьяковистых бронз даже на самом раннем этапе явно не было «случайным результатом», а имеет все признаки целенаправленного легирования меди мышьяком — причем не добавками к готовому металлу, а посредством смешивания медных и мышьяковистых руд на стадии плавки. Абсолютно нигде не обнаруживается никаких следов неудачных экспериментов с «неправильными» рудами.
Древние металлурги каким-то образом сразу использовали верный рецепт. Нигде нет следов и экспериментирования с топливом. В частности, при наличии больших залежей каменного угля в Турции ни на одном этапе своей деятельности древние металлурги его так и не пытались использовать. Для плавок всегда использовался только древесный уголь.

В целом получается, что в Анатолийско-Иранском очаге древний человек каким-то образом освоил сразу и вдруг довольно сложную, но при этом весьма эффективную технологию получения медных сплавов из руды.

Чаще всего в древних находках мы видим присутствие сплава обычной оловянистой бронзы с метеоритным железом. Также везде, где материалом предположительно служили металлы, относящиеся к древней цивилизации, в больших количествах присутствует никель. Еще в 20-е годы прошлого века при Британском королевском обществе была создана специальная комиссия, которая пыталась выяснить источники никеля в самых древних из известных металлических изделиях. Откуда взялся никель в самой древней бронзе, непонятно. В Турции есть находки бронзовых изделий, в которых 20–40% никеля. Это невозможно объяснить наличием в руде первичных примесей, так как 1,5% — это уже богатое металлом месторождение. Большинство залежей содержит еще меньше никеля. А месторождения никеля в Восточной Турции или Северном Иране неизвестны. Неужели руду возили за тысячи километров? Зато и в Восточной Турции, точно так же, как в Южной Америке, присутствуют древние сооружения с полигональной мегалитической кладкой. Но в этих регионах обнаруживаются не только абсолютно схожие сооружения, но и тот же состав бронзы.

РЗ : То есть можно говорить о древних технологиях, унифицированных в глобальном масштабе?


Да. В Перу тоже использовался в процессе плавки только древесный уголь, хотя на севере Перу масса антрацита. Вся бронза там тоже мышьяковистая, хотя проявления мышьяковых руд есть только высоко в горах. А производство датируется III тысячелетием до н. э.
Интереснейшие древние изделия — металлические стяжки, скреплявшие каменные блоки древних сооружений. В частности, знаменитый район Тиауанако в Боливии — там тоже нет ни одной находки с оловянистой бронзой. Здесь в составе всех изделий из бронзы помимо меди и мышьяка еще и никель, хотя нигде в округе никелевых руд нет. Ближайшие месторождения есть в Бразилии и в Колумбии. И туда и туда — 2000 км. Причем до определенного периода бронзовые изделия и посуда содержали в своем составе никель, а потом бронза стала просто мышьяковистой. Вывод — бронза с никелем была получена путем переплавки стяжек, скрепляющих плиты и блоки древних мегалитических сооружений. Данный вывод подкреплен результатами анализов содержания изотопов свинца в сплавах. А эти стяжки были выплавлены неизвестно кем и неизвестно когда.


Состав медных сплавов изделий Циркумпонтийской металлургической провинции

РЗ : Как же получали такие сплавы, причем массово?


Когда мы говорим о сплаве металлов, бронзе, латуни и так далее, все привыкли воспринимать стереотипно — сначала надо получить металлы в чистом виде, а потом сплавить. Да, так работает современная промышленность. Для примитивных технологий гораздо эффективнее выплавлять сразу из руды комплексный продукт.
Если это так, то отсюда получается очень интересный вывод — раннего периода, так называемого «медного века», в истории человечества, скорее всего, не было. А это значит, что древний человек, осваивая металлы, сразу перешел к плавке и сразу начал изготавливать сложные сплавы. Ранее нас учили, что для организации металлургического процесса нужно наличие высокоорганизованного общества. А на самом деле мы видим, что люди перешли к выплавке бронзы, когда еще не было никаких государственных образований. Это был период племенного уклада, когда люди жили небольшими общинами.

РЗ: Где были обнаружены древнейшие металлические изделия?


Самым древним свидетельством использования человеком металла считаются находки в неолитическом поселении на холме Чайоню-Тепеси в Юго-Восточной Анатолии (в верховьях реки Тигр). Металлические изделия были найдены в напластованиях холма, возраст которых по радиоуглероду составляет 9200 ±200 и 8750 ±250 лет до нашей эры.

РЗ: Можно ли в связи с этим сказать, что впервые люди научились обрабатывать металлы именно в Междуречье?


Еще не так давно шумерская цивилизация, располагавшаяся в Междуречье — обширном низменном районе между реками Тигр и Евфрат, считалась историками чуть ли не самой древнейшей цивилизацией на планете, с достижениями которой (равно как и с достижениями Древнего Египта) сравнивались новые археологические находки в других регионах. Порой датировки этих находок подгонялись под известные шумерские артефакты так, чтобы не нарушить почтенного звания Шумера как «древнейшей цивилизации».
Однако во второй половине ХХ века ситуация начала серьезно меняться. Резко возросло число находок, которые были куда совершеннее шумерских, но при этом оказывались более древними по возрасту. Датировки соседних с Древним Шумером культур уверенно поползли назад во времени, и ныне разрыв между ними достигает порой уже многие тысячи лет. Жители Древнего Шумера во многих сферах своей деятельности оказались вовсе не гениальными изобретателями, а всего лишь наследниками и продолжателями более древних народов. Именно такая ситуация имела место, например, с Бактрийско-Маргианским археологическим комплексом. Найденные здесь выполненные на высочайшем уровне изделия из бронзы датируются XXIII–XVIII тысячелетиями до н. э., а это гораздо древнее.

Дело в том, что металлургия невозможна без соответствующей сырьевой базы, а на территории Междуречья нет и не было сколь-нибудь серьезных рудных залежей. Так что шумерские мастера могли работать только с привозным сырьем (рудами) или уже со слитками металла, выплавленного в других регионах. То, что так и было, подтверждается переводами шумерских текстов, где указывается на весьма развитую систему торговли и обмена металлами не только с соседями, но и с весьма удаленными странами. В этих условиях трудно себе представить, чтобы искусство металлургии могло возникнуть в самом Древнем Шумере. Оно явно должно было иметь внешний источник."(с)

Теоретические, если так можно выразиться, основы алхимии — учение Аристотеля, который считал, что источники наших впечатлений не сами материальные тела, а их свойства, действующие на наши органы чувств. Лишая тела одних свойств и сообщая им другие, можно осуществлять их взаимопревращение. Именно отделением свойств от веществ с помощью химических операций, сопровождаемых мистическими заклинаниями, и занимались алхимики.

Нельзя сказать, чтобы эксперимент не подтверждал этой дико звучащей для нас теории. Вот примеры: сплавляя в тигле 9 частей меди и 1 часть олова, можно получить бронзу — металл, обладающий более ценными свойствами, чем исходные. После шлифовки бронзе нетрудно придать блеск, похожий на блеск золота. Чем не подтверждение теории об отделении и перенесении свойств тел! Бывали случаи еще более разительные. Брали кусок серебра, не подозревая, что в нем содержится богатая примесь золота. После многочисленных операций это золото иногда удавалось отделить от серебра. Можно ли винить в нелогичности алхимика, который счел, что часть серебра превратилась в золото!

Выходит, не так уж химерична была алхимия, как это может показаться на первый взгляд. Выходит, алхимикам нельзя отказать в логичности, в наблюдательности, в изобретательности. Выходит, они ошибались главным образом в конечной цели своих исследований — в поисках способа искусственного получения золота из других металлов. Но так или иначе мечта, на протяжении четырнадцати столетий волновавшая алхимиков, заставляла их кипятить, сплавлять, перегонять тысячи разнообразных веществ. За долгие полторы тысячи лет неустанной работы они обогатили человечество гораздо более ценными, нежели золото, веществами: серной, соляной и азотной кислотами, квасцами, селитрой, сулемой, медным и железным купоросом. Именно им принадлежит изобретение и разработка основных процессов химической технологии — перегонки, возгонки, осаждения, фильтрации, кристаллизации. Но, несмотря на все эти достижения, они не преуспели в том, что считали главным, — в превращении дешевых металлов в драгоценные.

Неизменно отрицательный результат всех попыток в этом направлении постепенно утверждал в умах образованных людей мысль о принципиальной невозможности такого превращения. Еще в XV веке Леонардо да Винчи проницательно ставил изобретателей вечного двигателя на одну доску с алхимиками: «О искатели постоянного движения, сколько пустых проектов создали вы в подобных поисках! Прочь идите с искателями золота!» Постепенно укореняясь, эта мысль в конце концов положила предел алхимии, которая умерла, исторгнув из недр своих могучую химию. И хотя даже в середине XIX века не было недостатка в компаниях вроде «Общества для превращения путем пара свинца в золото», ни один мало-мальски сведущий в науке человек уже не воспринимал их всерьез.

И вдруг на пороге XX века нарочито невнятное сообщение об осуществлении «Великого дела» (так алхимики называли превращение других металлов в золото) принимается образованным обществом с полным доверием! Как это могло случиться? Какая аберрация мысли привела к столь неожиданному результату? Почему общество приняло на веру сообщение Эмменса, в то время как до него сотки других сообщений были оставлены без внимания?

Следует отдать должное чутью Эмменса, который очень искусно составил свои сообщения и очень правильно выбрал время для их публикации. В самом деле, последнее десятилетие прошлого века как будто задалось целью оглушить, ошеломить, сбить с толку читающую публику тех лет сверкающим каскадом сенсационных научных открытий. Открытий, которые как будто специально были направлены на то, чтобы разрушить веками сложившиеся представления о редком и обыденном, о дорогом и дешевом.

Так, в 1890 году германский химик Хейман, сплавляя сравнительно дешевые реактивы, искусственно изготовил драгоценный синий краситель индиго.

Спустя год голландец Каммерлинг-Оннес получил жидкий воздух в таких количествах, что можно было заставить его плескаться, как воду. Еще через год немец Мюнстер вычислил, что в каждой тонне обычной морской воды содержится около 5 миллиграммов золота. В 1893 году французский химик Муассан заявил, что из простого чугуна ему удалось получить алмазы. Через два года немец Рентген открыл таинственные Х-лучи: не отличаясь по природе своей от обычного света, они свободно пронизывали многие непрозрачные тела, позволяли увидеть содержимое запертых чемоданов и шкафов. В 1898 году англичанин Стерн получил искусственный шелк из бросовой древесины. А еще через два года французские химики Виктор и Вернье демонстрируют драгоценные рубины и сапфиры, изготовленные в лаборатории из глины и окиси хрома...

Удивительно ли, что читающая публика, ошеломленная блестящими открытиями, без особого внутреннего протеста восприняла и сообщение о синдикате «Аргентаурум»? Особенно если учесть то искусство, с которым эта сообщения были составлены.

* * *

«Почтение к науке так велико, — говорил на одной из своих лекций в 1871 году знаменитый английский физик Максвелл, — что даже самые абсурдные мнения получают распространение, если только они выражены языком, вызывающим в памяти какие-нибудь хорошо известные научные фразы». Эмменс, видимо, приложил немало усилий к тому, чтобы все сообщения об аргентауруме вызывали бы в памяти как можно больше научных фраз. Да и с точки зрения внешнего антуража все было обставлено весьма солидно, все должно было внушить доверие к синдикату.

Прежде всего доверие должно было внушать само имя доктора Эмменса — известного нью-йоркского химика, члена Американского химического общества, Американского института горных инженеров и Международного общества электриков. Имя Эмменса было известно и в изобретательских кругах Североамериканских Соединенных Штатов: автор многих научных работ, он был изобретателем метода обработки сернисто-цинковых руд и эмменсита — взрывчатого вещества, принятого американским правительством для обороны побережья.

Затем Эмменс позаботился, чтобы его имя в связи с аргентаурумом было окружено именами самых знаменитых в те годы американских ученых и изобретателей. Так, во всех публикациях подчеркивалось: аргентаурум появился не вдруг. Он закономерное завершение работ Кэри Ли по получению коллоидального серебра; попыток Эдисона и Теслы получить золото путем облучения серебра Х-лучами, испускаемыми рентгеновской трубкой с золотыми электродами; опытов балтиморского профессора Ира-Ремсена, пытавшегося построить аппарат для «молекулярных превращений одних металлов в другие». Но самым веским доказательством, которое Эмменс пустил в ход осенью 1897 года, было сообщение о том, что пробирная палата Соединенных Штатов начала покупать золото, произведенное синдикатом из серебра...

Это сообщение вызвало в печати настоящий ажиотаж. Но в то время как газеты неистовствовали, научные журналы не уделяли Эмменсу особого внимания. Для них ссылки доктора на громкие имена, на пробирную палату и т. д. ничего не значили до тех пор, пока он окутывал таинственностью научную суть дела. И вот тогда-то Эмменс и обратился с письмом к нескольким авторитетным в тэ годы ученым.

«Работа, производимая в лаборатории «Аргентаурум», — писал он известному английскому физику Круксу, — не преследует научные цели... мы не стремились приобресть учеников и верящих; дух научного товарищества, заставляющий меня отвечать на вопросы моих собратов, однако, не дает еще мне права моими сообщениями вредить прямым интересам, вверенным мне синдикатом». Отказываясь, таким образом, дать исчерпывающую информацию, Эмменс тем не менее описал Круксу процедуру получения золота. «Если вам угодно испытать соединенное действие сжимания и очень низкой температуры, вы легко получите немного золота... Возьмите мексиканский доллар, поместите его в прибор, препятствующий его расширению, и продолжительно действуйте быстрыми и сильными ударами, но так, чтобы при этих ударах не могло происходить повышения температуры, даже моментального. Ведите операцию долго, и после некоторого времени вы найдете более чем простые следы золота».

Правда, сразу же вслед за этими словами Эмменс спешит заметить, что у других исследователей может ничего не получиться: «Существует много видоизменений серебра в отношении к частичному его равновесию». Решив, что этой бессмысленной фразы недостаточно для полного затемнения дела, он в полном противоречии со всем, что писал ранее, вдруг заявляет: «Я не могу утверждать, что металл, полученный при моих опытах... есть золото: мне приятно считать его золотом, но я не заставляю ни вас, ни кого другого следовать за мною в этом отношении». И тут же, спохватившись, что он зашел слишком далеко, Эмменс уверяет: «Для членов синдиката «Аргентаурум» всего важнее было узнать, что за полученный металл уплачено испытательною лабораториею Соединенных Штатов по такой же цене, как за золото. Вопрос решился, когда получилась уплата за три слитка: в 7,04; 9, 61 и 10,96 унций, а именно 95,05; 120,10 и 146,61 доллара».

Такие неуклюжие объяснения, естественно, не могли содействовать росту доверия со стороны ученых к синдикату, и тогда Эмменс качал писать письма, статьи и брошюры, в которых он выступал как теоретик...

«Я полагаю, что в обыкновенном серебре содержится группировка частиц, имеющих различную степень устойчивости. Некоторые группы способны к дезагрегации и к образованию особого, очень непрочного вещества — аргентаурума. Под малейшими влияниями они или вновь переходят в серебро, или приближаются к золоту... Точного изучения физических и химических свойств полученного вещества я еще не успел выполнить, но уже считаю себя вправе придать получаемому этим путем металлу название аргентаурум».

Эти рассуждения вызвали некоторый отклик в научных кругах. Об эмменсовском аргентауруме заговорили как о подтверждении теории единства материи. По-видимому, эти разговоры навели Эмменса на мысль подкрепить свои построения авторитетом Дмитрия Ивановича Менделеева, так как один из журналов тех лет писал: «Профессор Менделеев создал учение о периодичности элементов, выходя из этих соображений, можно предвидеть существование простых, еще неизвестных тел, и на этом основании Менделеев утверждал, что существует тело, которое действительно впоследствии было открыто... оно названо галлием. Доктор Эмменс — сторонник этого закона периодичности, и, по его мнению, его аргентаурум займет пустое место между серебром и золотом в таблице, составленной по этому закону». По всей вероятности, именно эти ссылки на периодический закон переполнили чашу терпения Менделеева и заставили его взяться за перо...

С тех пор как осенью 1886 года Крукс прочитал в Бирмингаме свою знаменитую лекцию «О происхождении химических элементов», затихшие было споры о единстве материи вспыхнули с новой силой. Начало этим спорам положил лондонский врач Праут, любительски занимавшийся химией. В 1815 и 1816 годах он опубликовал две статьи, в которых утверждал, что атомные веса элементов должны быть в точности кратны атомному весу водорода; что никаких дробных значений атомного веса быть не может, и, если они есть, значит, измерения сделаны недостаточно точно; что, наконец, должен существовать «протил» — единая первичная материя, из которой состоит все сущее. Идеи Праута разделили химиков на два лагеря. Одни поддерживали идею о единстве материи, другие отрицали ее. Наконец, в 1860-х годах бельгийский химик Стае ставит серию кропотливейших измерений, долженствующих прямым опытным путем установить: существуют или нет дробные атомные веса? Табличка сотни раз перепроверенных цифр, составленная Стасом, оказалась многозначительной для химиков того времени: атомные веса большинства элементов были дробными...

До появления работ Стаса Менделеев был склонен думать, что в гипотезе Праута что-то есть. Но как естествоиспытатель, привыкший снова и снова пересматривать свои умозрительные соображения, каждый раз приводить их в соответствие с опытными данными, он сразу оценил достоверность таблички Стаса. И, положив в основу своей великой периодической системы представление о множественности химических элементов, вытекающее из работ бельгийца, построив на базе этой системы свои блистательные предсказания, Дмитрий Иванович, естественно, не считал нужным ни с того ни с сего отказываться от столь плодотворной идеи ради еще ничем не прославившегося утверждения о единстве материи.

Бирмингамское выступление Крукса, воскресившее в обновленном виде праутовский «протил», вывело Менделеева из себя. Безукоризненному предшествующему опыту всей химии Крукс противопоставлял туманные аналогии вроде распространения дарвиновской идеи об эволюции на химические элементы. Сообщения об аргентауруме, о новом подтверждении идеи единства материи, о том, что в основе эмменсовских построений лежит периодический закон, расстроили Дмитрия Ивановича еще больше. Он с грустью убеждался: достаточно нескольких газетных заметок, и люди, называющие себя образованными, готовы принять на веру самые дикие алхимические утверждения, осыпая науку намеками и попреками. Он с раздражением читал письма дилетантов, которые требовали от него объяснения эмменсовских заявлений или прямо указывали на необходимость оставить существующие в науке представления о непревращаемости химических элементов друг в друга. Он с гневом выслушивал химиков, которым эмменсовские статейки «были очень на руку по их излюбленному представлению о единстве материи и о эволюционизме вещества элементов». Именно поэтому он и решился резко выступить против Эмменса, а позднее и против немца Фиттика, утверждавшего, что он добился превращения фосфора в мышьяк.

В 1898 году Дмитрий Иванович написал блестящую статью «Золото из серебра». Выступая как ревнитель множественности химических элементов, Менделеев, однако, оговаривался, что он не оголтелый сторонник того или иного предвзятого мнения, что он готов признать взаимопревращение элементов, если это будет установлено ясным, убедительным и достоверным научным экспериментом.

«Как философ, — писал он, — я с большим вниманием присматривался ко всякой попытке показать сложность химических элементов. Но как естествоиспытатель я вижу тщетность всех попыток, а потому от прочно установленного и общепринятого нет оснований переходить к фантастическому и произвольному...»

Тщательно проанализировав все сообщения об аргентауруме и брошюры самого бизнесмена-ученого, Дмитрий Иванович пришел к выводу: «То, что публиковал Эмменс, повторяет старое сомнение, секретничает, явно отвечает гешефту и страдает с опытной стороны. Секрет и гешефт так бьют в глаза, что об этом и говорить не стоит более. А повторение старого выступает особенно при воспоминании о попытках алхимиков... В прошлые века тоже не только пытались доказать превращаемость металлов друг в друга, но и уверяли, что золото получено и продано; все, по существу, то же, что у Эмменса. Очень уже оно старо, и очень плохо обставлено, чтобы вселять убеждение в справедливости утверждаемого...»

Только прямое взаимопревращение элементов, обставленное со всей строгостью и объективностью, может быть достаточным основанием для пересмотра взглядов на природу материи, считал Менделеев. Понимая, что Эмменс будет ссылаться на то, что разглашение секрета принесет колоссальные убытки синдикату, и этим будет мотивировать свой отказ от такого эксперимента, Дмитрий Иванович применил остроумный контрприем. Он показал: поскольку золото тяжелее и, следовательно, «сложнее», чем серебро, то превращать золото в серебро должно быть гораздо проще, чем наоборот. Разглашение условий, при которых дорогое золото превращается в дешевое серебро, не может нанести ущерба карману акционеров. Для науки же превращение золота в серебро имеет такую же убедительность и ценность, как противоположный переход. Дмитрий Иванович предлагал Эмменсу тему для выдающейся научной работы: «Экспериментальное подтверждение взаимопревращения элементов на примере перехода золота в серебро».

Эмменс не принял вызова. Сообщения о синдикате «Аргентаурум» быстро исчезли со страниц газет и журналов, и со временем память о нем канула в Лету. И все-таки во всей этой истории, где «секрет и гешефт так и били в глаза», есть несколько непонятных, таинственных сторон.

Прежде всего, какие мотивы побудили пуститься в авантюрное предприятие Эмменса — человека с именем и хорошей научной репутацией?

Был ли он введен в заблуждение неправильно истолкованными результатами опытов или сознательно пошел на обман?

Но тогда в чем состоял его план?

А может быть, ему действительно удалось осуществить превращение серебра в золото?

Как ни парадоксально звучит такое предположение, в истории науки встречаются аналогичные примеры.

Так, после изобретения рентгенографического анализа были подвергнуты проверке все кристаллы, полученные Муассаном и считаемые им за искусственные алмазы. На поверку оказалось, что ни один из них не алмаз. Тогда было провозглашено, что при технических средствах, которыми располагал XIX век, синтез алмазов невозможен, и все предшествующие муассановские попытки были объявлены неудачными. Но когда английские физики Баннистер и Лонсдейл взяли для анализа кристаллики, 63 года пролежавшие в Британском музее под этикеткой «Искусственные алмазы Гэннея», то оказалось, что это действительно алмазы.

Секрет того, как в 1880 году Гэнней сумел синтезировать алмазы, до сих пор остается нераскрытым. Как он действовал, чем заменил уникальные прессы и электропечи, которые дали возможность ученым во всеоружии теории синтезировать алмаз в 1953 году?

Золото, правда, не из серебра, а из ртути, было получено с помощью ядерных реакций через несколько десятков лет после того, как лопнул синдикат «Аргентаурум»,

Но не может ли случиться так, что в истории искусственного получения золота Эмменс занимает такое же место, какое Гэнней — в истории искусственного получения алмазов?.."(с) Г.Смирнов, писатель, "Тайны веков".

В США билль от 12 февраля 1873 года объявлял основной монетной единицей золотой доллар и ограничивал платежи серебряной монетой суммой всего в 5 долларов. Новый закон вызвал сильнейшую оппозицию. Против него ополчились прежде всего должники, которые до закона занимали бумажные деньги, а после него должны были отдавать золото. Им вторили землевладельцы, которые должны были платить рабочим золотой монетой в прежнем размере, в то время как цены на хлеб при улучшающейся монете должны были падать. Но больше всего были обеспокоены владельцы серебряных рудников, не без оснований опасавшиеся за сбыт своей продукции. Именно эти слои повели усиленную агитацию против золотого обращения. Сваливая на него все затруднения в промышленной и сельскохозяйственной деятельности, они ратовали как за панацею от всех бед за биметаллизм, то есть за двойное обращение; при котором золото и серебро выступают как равноправные денежные металлы.

Перед этим натиском правительство не смогло устоять: в 1878 году был издан так называемый «Бэн-Эллисоновский билль», возвративший серебряному доллару платежную силу и восстановивший частично его чеканку. Сделав это, государство взвалило на свои плечи тяжкое бремя, ибо тем самым оно обязалось поддерживать отношение стоимостей золота и серебра постоянным и равным 1 : 15. Чтобы поддерживать это отношение все время на одном уровне, казначейство должно было скупать излишки металла на серебряном рынке, тем самым не допуская падения его цены. А делать это было тем труднее, что именно в конце XIX века производительность серебряных рудников в Соединенных Штатах росла с фантастической быстротой.

В казначейство стали стекаться громадные массы серебра. С 1870 по 1891 год государство скупило более двух третей всей американской добычи серебра, в сущности, расплатившись за него полновесной золотой монетой. Ценность серебра упала катастрофически, и в США возникло паническое беспокойство за судьбу денежного обращения, перегруженного серебром. В 1893 году чрезвычайная сессия конгресса отменила решение о покупке серебра, и США перешли на так называемое «хромое» денежное обращение, при котором за серебряной монетой сохраняется платежная сила, хотя чеканка ее остановлена.

Но биметаллисты не намерены были сдаваться и продолжали борьбу. И вот тут-то, по-видимому, в их поле зрения попал Эмменс. Думается, в своей статье Г. Смирнов не обратил должного внимания на экономическую подоплеку эмменсовского предприятия. А она, мне кажется, снимает с синдиката «Аргентаурум» всякую таинственность.

Действительно, при внимательном изучении статьи в газете «Дейли кроникл» за 1897 год я обнаружил важную цифру: стоимость получения одной унции золота, включая сюда и стоимость самого серебра, составляла 50 франков. По курсу тех лет 1 доллар стоил 5,25 франка, следовательно, унция искусственного золота должна была обходиться в 9,5 доллара. Учитывая, что, по свидетельству Эмменса, при производстве терялось 25 процентов серебра, нетрудно установить, что на 1 унцию производимого золота требуется 1,33 унции серебра.

Таким образом, из одной унции серебра Эмменс получил 0,75 унции золота, затратив на это превращение 9,5/1,33 = 7,12 доллара. Стоимость же золота в те годы составляла 13,5 доллара за унцию, поэтому за золото, полученное из одной унции серебра, можно было выручить 13,5 0,75 = 10 долларов. Выходит, чистая прибыль синдиката 10—7,12 = 2,88 доллара с каждой унции серебра. Если учесть, что стоимость серебра катастрофически падала и в 1897—1899 годах составляла всего 40 центов, то нетрудно понять: Эмменс сулил акционерам норму прибыли в 600— 700 процентов!

«Помилуйте, — скажет читатель, — все эти расчеты имели бы смысл лишь в том случае., если бы Эмменс действительно осуществил превращение серебра в золото. А это-то как раз и не доказано». Но в том-то и дело: Эмменсу важно было, чтобы его сообщению поверили на небольшой срок...

Во время катастрофического падения стоимости серебра соответственно обесценивались серебряные рудники, и у их владельцев появлялось горячее желание продать их как можно быстрее. В это самое время Эмменс мог по дешевке скупить акции рудников, а потом начать распространять сенсационные слухи об аргентауруме и о превращении серебра в золото. Если учесть, что лишь в районе озера Онтарио серебряные рудники ежегодно давали около 20 миллионов унций серебра, то нетрудно понять, какой эффект произвели эти сообщения, сулящие вместо 8—10 миллионов долларов в год 50—60 миллионов. Спрос на акции серебряных рудников растет, они дорожают. Тогда Эмменс быстро распродает скупленные ранее акции и, оставив разницу у себя в кармане, объявляет, что с аргентаурумом у него получилась ошибка.

Могло быть и по-другому. Владельцы серебряных рудников, стремясь избавиться от бесприбыльных и быстро обесценивающихся владений, могли преподнести Эмменсу кругленькую сумму. А он за это мог оказать им любезность: своими сообщениями вздуть цены на рудники на время небольшое, но достаточное, чтобы сбыть их с рук за хорошие деньги.

Думается, это самое простое и наиболее вероятное объяснение тайны синдиката «Аргентаурум».(с). О. Михайлов, экономист. "Тайны веков".

Лёгким движением руки :

Эта история будто написана самим о’Генри. А началась она с того, что в конце XIX века, в эпоху великих научных прозрений, некий малоизвестный американец по имени Кэрри Ли объявил, что ему удалось превратить серебро в золото. «Учёный», правда, уточнял, что выработанное им вещество — не совсем золото, но уж точно — жёлтый металл с физическими свойствами, весьма приближёнными к свойствам этого благородного металла.
А ещё Кэрри Ли объяснил, что золото из серебра ему удалось получить потому, что он добился полнейшего разъединения молекул металла, изготовив водный раствор металлического серебра.
Пусть сей эксперимент обсуждают химики, мы же просто мысленно перенесёмся в 1897 год и познакомимся с самой важной персоной этой алхимической истории — доктором Эмменсом, американским химиком, членом уважаемых научных сообществ Нью-Йорка и всех США: Американского химического общества и Американского института горных инженеров, а также членом Международного общества электриков. Эмменс составил себе репутацию серьёзного человека, написав немало научных трудов и создав метод обработки сернисто-цинковых руд. Взрывчатое вещество, изобретённое им и названное в его честь эмменситом, широко использовалось военными ведомствами.
Сегодня кажется весьма странным, что такой человек оказался втянутым в совершенную афёру. А как иначе можно назвать то, о чём так восторженно писали газеты: Эмменс вслед за Ли научился превращать серебро в золото!
Вдохновлённые этим открытием капиталисты, говоря современным языком, решили создать уникальный коммерческий проект. И вот синдикат The Argentaurum якобы начал промышленным образом производить золото из серебра, а Пробирная палата США покупала выработанный продукт (аргентаурум) по цене золота. Для авантюристов из синдиката это была лучшая реклама.
В поддержку основной идеи о том, что The Argentaurum гарантирует прибыль своим акционерам, Эмменс опубликовал в прессе множество научно-популярных материалов, рассказывающих об истории создания аргентауру-ма, в которых так и мельтешили имена известных учёных той поры, в том числе и имя знаменитого химика — Д.И. Менделеева. Предшественниками Эм-менса назывались не только Кэрри Ли с его коллоидным серебром, но и Эдисон с Теслой, которые облучали серебро Х-лучами, имея цель получить золото, и профессор Ира Ремсен, пытавшийся создать аппарат для — молекулярных превращений одних металлов в другие».
Это был мощный пиар, основанный на отлично разработанной концепции. Вот только серьёзные научные издания не заинтересовались информацией Эмменса, что было нехорошо для «раскрутки — проекта.

Возьмите мексиканский доллар…

Тогда-то Эмменс и наделал ошибок, решив в туманных выражениях описать процесс получения золота из серебра. Он направил своё письмо некоторым из прежних коллег, как будто желая ответить на вопросы собратьев по науке, при этом сохранив коммерческую тайну синдиката.
Вот его описание загадочного процесса, который и вы, если найдёте в кошельке мексиканский бакс, сможете повторить в домашних условиях без вреда здоровью.
«Если вам угодно испытать соединённое действие сжимания и очень низкой температуры, вы легко получите немного золота… Возьмите мексиканский доллар, поместите его в прибор, препятствующий его расширению, и продолжительно действуйте быстрыми и сильными ударами, но так, чтобы при этих ударах не могло происходить повышения температуры, даже моментального. Ведите операцию долго, и после некоторого времени вы найдёте более чем простые следы золота».
Следующая фраза звучит вообще-то весьма бредово: «Существует много видоизменений серебра в отношении к частичному его равновесию». И ещё Эмменс говорит, что полученный металл вовсе не обязательно считать золотом, просто как-то так вышло, что Пробирная палата США покупает ар-гентаурум по цене золота. Ну не могут же государственные люди ошибаться!
Однако учёный мир холодно отнёсся к этому эксперименту.
Похоже, Эмменсу, как настоящему, по сути, учёному, из-за собственной жадности вовлеченному в авантюру, было слегка стыдно за все случившееся. Он пытался как-то оправдаться, делая такие странные заключения: «…в обыкновенном серебре содержится группировка частиц, имеющих различную устойчивость. Некоторые группы способны к дезагрегации и к образованию особого, очень непрочного вещества — аргентаурума. Под малейшими влияниями они или вновь переходят в серебро, или приближаются к золоту-. Словом, и серебро-то не серебро. Тут чуть не досмотрел, и оно уже золото!
Но, может, это вовсе и не чувство вины? Может, так и задумывалось по проекту? Яркий взлёт и — тихое угасание, чтобы без скандала, без последствий…

Знаете ли вы что…
Раньше ценность монет определялась количеством в них металла. Но жулики срезали края и делали из них новые монеты. Решил проблему Исаак Ньютон, предложив прорезать в краях монеты насечки — гурты.

Гнев Менделеева :

Но скандал-то едва не разразился! И случись все это дело не в конце XIX века, а в наши дни — Эмменс со товарищи обязательно попали бы на скамью подсудимых. За мошенничество в первую очередь.
А тем человеком, чья совесть учёного взбунтовалась против мракобесия, выдаваемого за научное открытие, стал профессор Менделеев. Особенно задел Дмитрия Ивановича тот факт, что эксперимент Эмменса был основан на алхимической идее единой первичной материи. А ведь учение Менделеева о периодичности элементов объясняло, что у всякого вещества — свой атомный вес элементов и свои свойства. Невозможно взять свойства золота и передать их серебру! Это же чистейшее Средневековье.
Кроме всего прочего. Менделеев переживал, что и его имя использовал в своих целях негодник Эмменс, заявивший, что он — сторонник идей Дмитрия Ивановича, и аргентаурум должен занять в таблице Менделеева своё почётное место!
Знаменитый химик решил бороться, причём бороться методами научными. Он написал статью, которая была опубликована в 1898 году. Не скрывая причин, вынудивших его взяться за сей труд, Менделеев назвал его — Золото из серебра-. Профессор признал, что вовсе не считает свою точку зрения единственно верной, а свою убеждённость в многообразии химических элементов — непререкаемой. Если найдётся кто-то, кто ясным и достоверным научным экспериментом докажет, что элементы имеют свойство взаимопревращаться, что вся материя в мире едина, Менделеев с этим согласится.
А о деятельности Эмменса он отзывался жёстко: «Секрет и гешефт так бьют в глаза, что об этом и говорить не стоит более». Однако Дмитрий Иванович благородно предложил Эмменсу способ сохранить лицо в научной среде, не нарушив притом коммерческую тайну синдиката The Argentaurum. Так как золото тяжелее серебра, то превратить его в серебро будет проще, чем наоборот. А для науки эксперимент окажется не менее ценным, так пусть Эмменс продемонстрирует это учёному миру!

Деньги решают всё !


И что же сделал Эмменс? Он спрятался в кусты. Более того, сама информация о The Argentaurum перестала появляться в газетах. Синдикат, превращающий серебро в золото, исчез навсегда.
Но для чего же он существовал? Для чего Эмменс пожертвовал именем учёного?
Разгадка алхимической афёры таилась вовсе не в области химии, о которой мы столько говорили выше. Бытиё определяет сознание, деньги решают всё. Так и оказалось. Советский экономист О. Михайлов сумел раскрыть загадку Эмменса, изучив финансово-экономическую ситуацию тех лет.
В 1873 году в США был принят закон, объявивший основной монетной единицей золотой доллар. Ценность серебра упала, серебряные рудники обесценились. В этот момент их можно было скупить по минимальной цене, чтобы затем продать подороже.
Для того чтобы заработать подобным образом, и понадобилась промывка мозгов, пиар-акция, в ходе которой доверчивым гражданам объяснили, что из серебра вполне можно делать золото, и Пробирная палата США купит его по цене… золота! Даже если мы назовём вещество аргентаурумом.
Прожжённые дельцы нашли известного, но продажного учёного, который взял на себя функции «пиар-копирайтера, заплатили ему приличные деньги и — вуаля! Продали серебряные рудники втридорога за настоящие золотые доллары США.
Так что нет смысла сомневаться, что The Argentaurum Sindicate действительно умел получать из серебра золото. А Эмменс… сомнительно, что заработанное нечестным путём пошло ему впрок, ведь обычно то, что легко достаётся, счастья не приносит."(с)

Журнал: Тайны 20-го века №40, октябрь 2011 года
Рубрика: Великие авантюристы
Автор: Яна Розова.